Те, кто выжил - Страница 94

— В смысле? — не понял я.

— Составляю карту существующих человеческих анклавов. Каждый такой позывной — почти наверняка анклав. Связываюсь, выясняю численность населения, координаты — и на карту. Ночью помех меньше, а людей в эфире больше. Думаю, что пригодится, я это на добровольных началах делаю.

— Понятно, — хмыкнул я. — А по моим делам что?

— А по твоим делам, похоже, все хорошо, — с довольным видом вытащил он свой блокнот. — Сеанс связи у тебя на завтра, на одиннадцать утра. Телефона не обещаю, но в телеграфном режиме пообщаешься. Можешь меня поцеловать.

Я чуть пивом не поперхнулся, затем сказал осторожно:

— Боюсь, не поймут.

— Фигня, поймут, — отмахнулся он. — Весь город знает, что я гей и что мой партнер пытался меня съесть, после чего мы вынуждены были расстаться навсегда, так что решат, что я всего лишь обрел новое счастье.

— Я лучше доплачу, — сказал я. — Экстра, так сказать. А целоваться не будем, а то получится, что мы всех обманываем. Они за тебя порадуются, а все не так радужно.

С этими словами мой взгляд перескочил на плетеный браслет радужной расцветки, намотанный на тощее запястье Корне.

— Много теряешь, — захохотал он. — Ну ладно, купи мне тогда пива. Платить за работу будешь после сеанса связи.

20 июня, среда, утро. Мюйден, окрестности Амстердама

Вчера я на радостях здорово напился. Начал с Вимом, потом выпил с Корне, потом пошел гулять по барам, опять встретил Вима, еще выпил с ним, а когда он пошел домой спать, то заглянул в «Де Лопер», где завис до часу ночи, зацепившись языками с компанией из нескольких мужчин и женщин, пьяной в дым. Хорошо, что вышел с лодки пешком, а то на велосипеде обратно и не доехал бы: или башку свернул бы, или с набережной в воду плюхнулся.

Храпел, похоже, на весь город, потому что кот свалил из каюты в рубку, хотя обычно предпочитал спать рядом. В общем, «забег в ширину» прошел в лучших традициях: давно я так не выступал.

Несмотря на это, сегодня вскочил ни свет ни заря, хотя по-хорошему похмелье надо было бы переспать. Не переспал — оно приняло меня в свои объятия со всем пылом. И во рту было гадко, и голова трещала, и сушняк крутил. Пришлось размешать в стакане с водой пару таблеток болеутоляющего и залпом выпить, чтобы хотя бы чуть-чуть в норму прийти. Потом подумал, подумал, плюнул на все да и открыл бутылку пива — тоже медицина, так сказать. Выбрался с ней на палубу, уселся.

Город еще спал, словно было воскресенье. По набережной неторопливо проехал патрульный «Г-ваген», несколько раз проскакивали развозные фургончики — да и все. Отдыхают все сегодня, что ли? А вчера, такое впечатление, весь город лежа ходил, пьяных было — не счесть. Моя первая догадка о том, что люди здесь сдерживаемый стресс заливают, было правильным, похоже. Хотя, с другой стороны, что еще остается? Интересно, как у нас на родине с этим делом?

От воды тянуло свежестью, пахло морем. Нет, хорошо все же у моря жить. Всегда мечтал, и никогда не получалось. Чтобы так: вышел из дому, прошел пять минут — и вот оно, гуляй, любуйся. Откуда такая страсть? Вроде ведь совершенно сухопутный человек, а на тебе.

Пиво ли подействовало, таблетки ли, что более вероятно, — не знаю, но головная боль начала отпускать. Поплелся на камбуз, приготовил себе яичницу с беконом — яйца и этот самый бекон купил уже здесь, все из новых припасов. Катастрофа катастрофой, а фермы свои голландцы сохранили, вот и жратва нормальная имеется. Не, не пропадут, работящие, такие нигде не пропадают.

На запах жарящегося бекона проснулся Тигр, потянулся вперед-назад, зевнул совершенно невозможным образом, затем спрыгнул со стола, подошел.

— И тебе завтрак, без вопросов, — сказал я, приседая у его миски.

Затем я просто искал себе занятия, постоянно поглядывая на часы. К Корне отправился за полчаса до назначенного времени, хотя идти было примерно три минуты. Жил он, как и я, на лодке, точнее, на большой барже, переоборудованной в отличный плавучий дом. Он на нем сюда и приплыл из Амстердама, когда все началось. Тоже ведь удобно, а? Отвязался от берега — и все, со всем своим имуществом спасся. Правда, там у него какая-то непонятка с любовником вышла, того все же куснули где-то, насколько я понял. Хрен их, педиков, разберет, что они когда в виду имеют.

Баржу заметил сразу — по неслабого размера антенне, больше похожей на мачту. Действительно здоровая баржа, метров так двадцать, и шириной не меньше четырех, жилье на зависть в такой можно оборудовать.

Все же жаль, что до Москвы каналами не проплывешь, — вот бы благодать была на таком плавучем доме отправиться… Мечты, опять мечты бесплодные, сколько можно об одном и том же?

Корне сидел на палубе в шезлонге, наслаждаясь летним солнцем, и курил косячок, судя по плывущему мне навстречу запаху жженой веревки. Увидев меня, он помахал рукой, приглашая подняться на борт. Когда я прошел по пружинящим под ногами сходням, он поднялся из кресла, протянул руку и сказал:

— Знал, что ты раньше придешь.

— Откуда?

— Сам бы за час пришел или за два, — сказал он. — Ты сколько с семьей не общался?

— Долго, с тех пор как Интернет посыпался.

— Ну и о чем спрашиваешь? — вроде как удивился он. — Тем более ты везунчик. У меня мама в Эйндховене жила, так со второго дня от нее никаких вестей не было. Может, и до сих пор она где-то там по улицам бродит…

Он резко отвернулся, и мне показалось, что глаза у него заблестели. Черт, а ведь и вправду получается, что я везунчик: мои-то все же живы. А ведь как мало людей осталось в живых. Ведь, пожалуй, в кого ни ткни живого, а у него таких потерь… Кого мог спасти даже самый крутой и вооруженный до зубов? Только тех, кто рядом. А вот у кого родители в другом городе? Как у жены моей, например… Тоже ведь… А я тут радуюсь, кретин.