— А чета броники по-другому выглядят, — усомнился находившийся рядом Дима, взятый в рейд за переводчика.
— Они нейлоном сверху обшиваются, — пояснил я. — А внутри вот этот самый тварон. Или кевлар, если дюпоновский.
— И чего, пуля эту тряпочку не пробьет? — спросил он с подозрением.
— Один слой пробьет, слоев восемь уже пистолетную остановят. А прорезать и прокусить и один слой не получится. Проткнуть можно.
— Охренеть, — сказал он, но явно не поверил.
Ворота склада открыли вручную. У вилочного погрузчика даже аккумуляторы не разрядились еще, так что нам удалось выгрузить на причал у борта судна тонн пятнадцать тварона на поддонах. Все, что нашлось на складе.
Потом был долгий и мучительный процесс погрузки в трюм: со стрелой толком никто обращаться не умел. Эти пятнадцать тонн чуть не полдня грузили, но все же справились, разместив в рядок по центру, а заодно резко подняв уровень умений личного состава, ну да и верно, не академики же на кранах работают.
Потом взяли еще почти тридцать тонн полиэтилена, справившись вообще просто: он был загружен в грузовик с прицепом, с ключами в замке, который нам осталось просто подогнать к судну. Загрузили, после чего решили, что достаточно. Брать груз «по грузовую марку» надо еще и уметь, да и устали все тяжко. Поэтому загрузились так, в меру, оставив место для моего грузовика.
О человеке из подвала не говорили — словно табу какое-то было на этой теме. Мы его и не видели, слышали только голос. Честно говоря, я как-то ожидал, что он появится, плюнет на свое сиденье в загаженном бункере и попытается добраться до людей. Наивность, разумеется, что жизнь и подтвердила: никто нас у причальной стенки вагенборговского терминала не настиг. Человек так и остался в памяти визгливым голосом из темноты.
Потом на всех накатила дикая апатия после всего пережитого. Сутки просто стояли у причала, я за день выпил полную бутылку рома, смешивая его с кока-колой, и только к вечеру как-то отпустило. А не пил бы — так вообще, чувствую, в ступор бы впал: так накатило, что даже дышать было лень. Да и остальные были вялыми, неразговорчивыми. Уже ночью Дима полаялся с Мелкой, с которой он делил постель и кров, так сказать, причем так истерично, что я даже удивился — чисто баба базарная. Я открыл дверь каюты, пообещал им обоим всяких неприятностей, если не заткнутся, и мир воцарился на судне вновь.
Еще сутки длился переход до Мюйдена. Погода была хорошей, судно шло уверенно, и эта часть нашего приключения мне даже понравилась. Наконец какая-то определенность появилась.
Вообще мюйденская гавань для приемки грузовых судов никак не была приспособлена, там больше яхты стояли, но, после того как начали в этот городок баржами везти всякое полезное имущество с мертвых земель, сделали добротный деревянный причал на самом входе в порт, где все привозимое разгружали с помощью двух автокранов и перекидывали на грузовики. Задействовав Вима, мне удалось как выбить пару часов стоянки у этого постоянно загруженного причала, так и договориться с крановщиком о погрузке «ивеко».
С машиной тоже пришлось повозиться — по высоте она в грузовом трюме не умещалась, не давая закрыть люки. Пришлось ее снова поднимать, снимать колеса и ставить на доски. Так она влезла, люк закрылся, хоть от крыши кабины до его металлической поверхности осталось всего с ладонь пространства. Вот так, а заранее и подумать не сообразил.
Раз стоять долго не дали, то и отметить успех не получилось. «Мариетта» на ночь глядя вышла из порта и взяла курс на Кронштадт, обнаружив в момент отплытия еще и неслабый гудок. Ну все, прощай, Нижняя земля, я — домой.
Для меня путешествие протекало очень спокойно. Экипаж в лице всех остальных нес вахты, занимался чем-то нужным и важным, а я катил пассажиром. Перестирался, вывел мертвецкий запах из одежды и обуви, а заодно отдался в руки Мелкой для стрижки. Та, как сумела, состригла ножницами мои волосы на сколько получилось, а затем уже я сам, взявшись за бритву, неторопливо удалил остатки, сделав череп гладким как бильярдный шар, после чего голове стало непривычно холодно. Но запах исчез, чего я и добивался.
На радостях оттого, что иду в Россию, отдал своим спутникам два канадских М4 из трофеев, подкинув к каждому автомату по четыреста американских патронов с легкой пулей, после чего по собственной инициативе открыл для них курсы обращения с оружием. Не то чтобы мне их умения были важны, а больше — так, самого себя занять. А вот дробовик у Паши забрал: он мне еще пригодится.
Пытался даже сделать что-нибудь с куском тварона, но ткань никак не получалось разрезать. Ни нож ее не брал, ни ножницы, черт знает чем ее на производстве режут — термоножом, наверное. А вообще неплохо было бы на будущее непрокусываемую куртку и штаны заиметь, надо будет как-то этот вопрос решить.
Кот на судне освоился сразу — выбрал себе место в ходовой рубке у самого стекла, откуда смотрел вперед так, как будто это он вел «Мариетту». Если, конечно, не спал и не ел в это время.
В Северном море немного качало, но когда обогнули Данию и прошли проливами, то попали чуть ли не в полный штиль. «Мариетта» неторопливо и грузно топтала мелкую волну, дизель гулко работал в стальной утробе судна, завтраки, обеды и ужины подавались вовремя и были достаточно вкусными, так что атмосфера на судне царила вполне умиротворенная.
Из всего экипажа только Дима был в заметно подавленном настроении. Как-то по-другому он представлял будущее, и реальность с его мечтами, судя по выражению лица, никак не коррелировала. Решительно взявший власть на судне Паша начал поручать Диме работу, при этом, естественно, на долю того доставался труд неквалифицированный. Умения трепать языком сейчас не требовалось, а работы на «Мариетте» хватало, так что Дима неожиданно для себя спустился на один уровень с «девами» по уровню влияния. Более того, Мелкая явно собиралась сменить его на Витька, как более конкурентоспособного в нынешних условиях самца, чего даже уже не скрывала.